Михаил Нестеров.

"Видение отроку Варфоломею".

1890 год.

 

Иному человеку, впервые увидевшему картину Михаила Васильевича Нестерова (1862-1942), она может показаться иконой. Впечатление это возникает не только от нимба над головой старца, но и от глубокого, просветленного религиозного чувства, которым пронизано все полотно: и фигуры монаха и мальчика, и прозрачный пейзаж. Подобное чувство испытываешь, глядя на «Троицу» Андрея Рублева. Наверно, каждый из нас, гуляя по осенним перелескам, порой ощущал то же, что и при взгляде на картину Нестерова: в предзакатный миг природа вдруг замерла, не шелохнется ни листок, ни травинка, замолкли птицы, а в воздухе разлита покойная тишина, будто на землю ступила нога ангела… «Хорош Божий мир! Хороша моя родина! Вот русская речка, вот церковь. Все свое, родное, милое. Ах, как всегда я любил нашу убогую, бестолковую и великую страну родину нашу!» - писал Нестеров.

Сюжет картины взят художником из Жития Сергия Радонежского, особо почитаемого на Руси святого, основателя Троице-Сергиева монастыря (1314(?)-1392). Автор Жития – монах и писатель, преподобный Епифаний Премудрый, младший современник Сергия – повествует, как в отроческие годы Варфоломею (это имя преподобный носил в миру), одному из трех сыновей обедневшего боярина Кирилла, никак не давалась грамота. Это глубоко огорчало мальчика, и он неустанно молил Бога о помощи. Как-то раз, выйдя в поле в поисках потерявшихся жеребят, Варфоломей набрел на незнакомого старца, «благообразного и подобного Ангелу», который стоял под дубом и усердно молился. Старец подозвал Варфоломея, благословил его и спросил: «Что ты ищешь и чего хочешь, чадо?» Забыв про жеребят, отрок рассказал о своей печали: «Душа желает знать грамоту. Учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Святой отче, помолись, чтобы смог я научиться грамоте». Этот эпизод кажется вполне правдоподобным – так поступил бы любой подавленный своим маленьким горем ребенок. И старец не посмеялся над детскими переживаниями, а помолился, дал мальчику просфору, которая, как мед, растаяла во рту, а потом произнес: «О грамоте, чадо, не скорби, знай, что отныне Господь дарует тебе хорошее знание грамоты, большее, чем у твоих братьев и сверстников». Варфоломей привел старца домой, и тот велел отроку в присутствии его родителей читать Псалтырь – книгу, прежде слишком трудную для Варфоломея. Открыв первую страницу, мальчик ко всеобщему удивлению, начал бегло читать сложный текст. Старец пророчествовал родителям: «Отрок будет велик пред Богом и людьми за свою добродетельную жизнь». уходя, он промолвил слова, показавшиеся загадочными: «Сын ваш будет обителью Святой Троицы и многих приведет вслед за собой к пониманию Божественных заповедей». Хозяева проводили старца до ворот, где он внезапно растаял в воздухе.

После этого начался великий духовный подвиг Варфоломея (инока Сергия) из селения Радонеж: пост, молитва, тяжкий труд на клочке отвоеванной у леса земли, нужда, монашество, постройка в глухомани скромной обители с деревянной церковкой и деревянной же – по бедности – утварью. А потом появились ученики, пришла предсказанная таинственным старцем великая слава пастыря, усмирявшего распри князей, воодушевившего Дмитрия Донского на подвиг перед Куликовской битвой. Преподобный Сергий Радонежский обладал величайшим, непререкаемым моральным авторитетом, оставаясь при этом истинным праведником. Когда основанный им монастырь – знаменитая ныне Троице-Сергиева лавра – разбогател, вместо деревянных сосудов появились золотые, а монахи зажили в довольстве и сытости, он внезапно оставил обитель и решил снять свой игуменский чин, ушел в леса и снова поселился в избушке, чтобы продолжить свой духовный подвиг…

Еще при жизни Сергия признали святым, никто и никогда не сказал о нем дурного слова, а все повторяли одно: «Святой старец, чудный и добрый, [и] тихий, кроткий, смиренный». Как писал Епифаний, Сергий «одинаково любил всех людей, никогда не впадал в ярость, не препирался, не обижался, не позволял себе ни слабости, ни смеха, но когда ему хотелось улыбнуться (ведь и это бывает нужно), он делал это с великим целомудрием и сдержанностью. Он всегда ходил сокрушаясь, как будто в печали <…>. Он был украшен воздержанием, всегда радовался телесным тяготам и любил носить белую одежду; пива и меда он никогда не вкушал, никогда не подносил к устам и даже запаха их не вдыхал…».

Идея картины родилась у художника, как ни странно, в Италии, на острове Капри, куда он ездил на этюды. Так бывает – красота мира бередит душу, заставляет иначе, глубже заглянуть в себя. В Париже Нестерова поразила картина Жюля Бастьена-Лепажа «Жанна д’Арк, слушающая небесные голоса» (1879). Он часами простаивал перед полотном и писал родным в письме из Франции: «…Глаза Жанны действительно видят что-то таинственное перед собой. Они светло-голубые, ясные и тихие. Вся фигура, еще не сложившаяся, полна грации, простой, но прекрасной, она как будто самим Богом отмечена на что-то высокое… Словом, где ни ходишь, а к ней вернешься». Может быть, не было случайным, что для образа отрока Варфоломея художнику позировала кроткая, до прозрачности худенькая, подстриженная после болезни под мальчишку, деревенская девочка – дочка крестьянки из-под Сергиева Посада. Нестеров долго искал «место», откуда мы «смотрим» на сцену встречи. И последний, ставший классическим вариант кажется самым удачным.

На выставке передвижников в 1890 году картина произвела сильное и противоречивое впечатление. «Варфоломей» смутил товарищей по цеху, завзятых реалистов и вольнодумцев. Некоторые из них, подстрекаемые художественным критиком В. В. Стасовым, даже пошли на подлость – пытались отговорить П. М. Третьякова от покупки «мистической» картины. Но у опытного галериста были отменный художественный вкус и нюх, и картина Нестерова украсила его коллекцию.

Нестеров прожил долгую жизнь, благополучно пройдя сквозь тяжкие времена революционных потрясений. Выходец из купеческой семьи с религиозно-патриархальным укладом, до революции член реакционного «Союза русского народа», он в советское время стал заслуженным деятелем искусств РСФСР. Мастер был плодовит, писал и другие картины на сюжеты из русской истории, но они, во многом повторяя творческие приемы «Видения», кажутся теперь вторичными, манерными, театральными. Так уж получилось, что прославленный автор не сумел в другие свои полотна вдохнуть эту необыкновенную, до сих пор завораживающую нас возвышенную духовность «Видения». Художник понимал, что создал шедевр, и осознавал значение совершенного им. Когда он работал над картиной, ему снилось, будто он поднимается по широкой лестнице славы все выше и выше. Так и случилось! Через много лет после памятной выставки передвижников он писал: «Жить буду не я. Жить будет «Отрок Варфоломей». Вот если через тридцать, через пятьдесят лет после моей смерти он еще будет что-то говорить людям – значит, он живой, значит, жив и я». Теперь-то можно уверенно сказать, что картина принесла Нестерову бессмертие.

Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка.». Санкт-Петербург, «Арка». 2013 год.

* * *

 

ХУДОЖНИКИ. АЛФАВИТНЫЙ КАТАЛОГ.

 

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: